Как устроена власть «большой тройки» рейтинговых агентств

Ринки 30.01.2015    09:49 Решение агентства Standard & Poor's понизить суверенный рейтинг России до «мусорного» уровня встретило единодушный протест у властей. Предыдущее снижение в апреле прошлого года министр экономического развития Алексей Улюкаев назвал «отчасти политически мотивированным», но на сей раз его заместитель Алексей Лихачев обошелся без экивоков: «решение политическое». «Ангажированным» и «директивным» его назвал пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков. Мнение Кремля и Белого дома государственные СМИ постарались подкрепить позицией парламентариев, которых, если верить гостелерадиокомпании «Мир», «не испугало решение S&P». Бурная реакция была ожидаемой. Кто-нибудь из «большой тройки» ведущих рейтинговых агентств, а часто все сразу – Moody’s, Fitch или S&P – периодически оказываются под перекрестным огнем. И не только в России. Их решения называют «бессмысленными» и даже «аморально преступными». Но парадоксальным образом ни грандиозные проколы, ни град критики не подтачивают их могущество. Почему?

Почему все три самые авторитетные рейтинговые агентства – американские?

Все участники «большой тройки» основаны в США: S&P – в XIX веке, Moody’s и Fitch – в начале XX века. Их расцвет пришелся на послевоенные годы – одновременно с ростом международного влияния самой Америки, родины главной мировой резервной валюты, крупнейших бирж, современных финансовых институтов, стандартов, систем учета, а заодно и крупнейших финансовых афер. Известный экономист Кеннет Рогофф считает Соединенные Штаты «в высшей степени сложным глобальным финансовым центром». Все это делает логичным «прописку» компаний, без которых трудно представить современный рынок капитала.

Moody’s, Fitch, S&P – кто главнее?

Никто. У рейтингов (по ним инвесторы судят о риске бумаг с фиксированным доходом, или, проще говоря, кредитоспособности эмитента) ни одного из трех агентств нет ярко выраженного приоритета. Тем более что многие институциональные инвесторы (и не только) обязаны – так требуют их правила – покупать бумаги лишь тех эмитентов, кто имеет рейтинг не ниже определенного уровня сразу от всей троицы.

Moody’s, Fitch, S&P – кто консервативнее?

Традиционно самым консервативным считается S&P. У Moody’s, напротив, репутация агентства, которое подвержено меньшим сомнениям при составлении рейтингов и прогнозов по ним. Между ними Fitch занимает золотую середину. Полтора года назад американский финансист Билл Гросс, «король облигаций», высмеял неумеренный оптимизм Moody’s в отношении кредитоспособности США и рекомендовал больше доверять другим агентствам. Впрочем, то было его личное мнение.

Почему после 2008 года «большая тройка» сохранила свои позиции?

События 2007–2008 годов, казалось, должны были сбросить рейтинговых лидеров с пьедестала, попутно уничтожив их репутацию. Агентства не просто присваивали приличные рейтинги облигациям с весьма сомнительным обеспечением. Как показало расследование, они хорошо представляли, что делали. В разгар разбирательств масла в огонь подлила жалоба экс-президента Moody’s Уильяма Харрингтона, направленная им в Комиссию по ценным бумагам и биржам США. В ней отставной топ-менеджер откровенно рассказывал о давлении на аналитиков с целью получать от них рейтинги, нужные корпорациям и банкам, за которые те платили. Нобелевский лауреат и экономист Джозеф Стиглиц определил агентства в качестве «основных виновников» кризиса. А режиссер Майкл Мур посоветовал президенту США Бараку Обаме побыстрее арестовать главу S&P. Как агентствам удалось из всего этого выпутаться? Они договорились с властями. Летом 2008 года Эндрю Куомо, в то время генпрокурор штата Нью-Йорк, прекратил расследование в обмен на согласие со стороны агентств изменить систему оценки ипотечных бумаг, обеспеченных субстандартными и просто высокорисковыми кредитами. Однако пять лет спустя Эрик Шнайдерман, сменивший Куомо на его посту, возобновил проверки. Должно быть, история не окончена. 

Могут ли решения «большой тройки» быть политически мотивированными?

Обвинения в необъективности преследуют агентства по всему свету. Например, решение S&P четырехлетней давности поставить на пересмотр наивысший рейтинг Евросоюза спровоцировало истерику в Европарламенте. А тогдашний глава ЕЦБ Жан-Клод Трише призвал во что бы то ни стало «остановить олигополию» (имелось в виду доминирование трех агентств на рынке). Европейский финансовый мегарегулятор (ESMA) заявил о начале расследования, а в итальянские офисы агентств пожаловала полиция с обысками. Впрочем, самые тяжкие обвинения, брошенные еврочиновниками и парламентариями в адрес «большой тройки» на пике всеобщего возмущения, касались участия в биржевых спекуляциях, непрозрачности методов и «недостаточных аналитических ресурсов» для принятия решений. О политике речи не шло. Социалисты и те не верили в теорию геополитического заговора. До своих российских коллег они определенно недотягивали. 

Как часто рейтинговые агентства крупно ошибаются?

Время от времени это случается. Даже если вынести за скобки кризис 2008 года – этот эпический провал «тройки», – ситуаций, когда агентства били мимо цели, хватает. Корпорация Enron (а позже Lehman Brothers) имела высокие рейтинги от всех агентств буквально за несколько дней до банкротства. Похожие истории происходили с госбумагами незадолго до дефолта – в частности, в России в 1998 году и Аргентине в 2001-м.

Можно ли игнорировать решения ведущих рейтинговых агентств?

Теоретически да, но это было бы глупо как для инвесторов, так и для эмитентов. Заключения агентств «большой тройки» вмонтированы в механизм принятия финансовых решений – рядовых и поворотных. Они неоспоримо влияют на ликвидность облигаций и стоимость заимствований для государств, регионов и корпораций. Нравится нам это или нет, но путь к дешевым деньгам на долговом рынке лежит через них.

Что можно противопоставить влиянию «большой тройки»?

Осенью 2013 года китайское агентство Dagong опустило суверенный рейтинг США до уровня Панамы и на ступень ниже, чем кредитный рейтинг России. Но экстравагантное решение не имело сколько-нибудь серьезных последствий. Международный вес подавляющего большинства рейтинговых кредитных агентств за пределами США, а таковых не менее сотни, сведен к минимуму. Усилия национальных правительств по созданию альтернатив «большой тройке» – допустим, общеевропейского агентства или агентства под эгидой ЕврАзЭС – в основном остаются на бумаге. Они заведомо скомпрометированы неизбежным конфликтом интересов. Институт «большой тройки» похож на демократию по Черчиллю: это наихудшая форма рейтингования, за исключением всех остальных.

Американские рейтинговые агентства – враги России?

Трудно всерьез принимать пропагандистскую логику, будто бы негативная оценка перспектив России как заемщика отражает глубоко недружественное отношение Вашингтона (откуда, следуя той же логике, прямо или косвенно управляют решениями финансовых аналитиков). Снижения суверенных рейтингов вызывают ожесточенные споры и протесты повсюду, и прежде всего в самой Америке. Министр финансов США Тимоти Гайтнер в ответ на снижение S&P суверенного рейтинга Соединенных Штатов на одну ступень в 2011 году в сердцах назвал решение агентства «поистине ужасным», «категорически неверным» и «демонстрирующим ошеломляющий недостаток знаний о бюджетных расчетах». А нобелевский лауреат и экономист Пол Кругман язвительно посетовал на то, как тяжело представить кого-то менее искушенного в госфинансах США, чем рейтинговые агентства. Не будет большим преувеличением сказать, что «большую тройку» не любит никто и нигде. После кризиса 2008 года, по оценкам Бетани Маклина, соавтора книги «All the Devils Are Here: The Hidden History of the Financial Crisis», эта нелюбовь переросла во всеобщую ненависть. Однако после всех оглушительных скандалов ненавистные агентства умудряются сохранять статус поставщиков международной независимой экспертизы. Ведь ее в конечном счете, кроме них, пока никто не может предложить.

Теги:   Fitch Moody’s Standard & Poor's Переглядів:   1043