Адомас Аудицкас: Советник министра экономики рассказал, как заставить "совковые" украинские госкомпании приносить прибыль в казну

Думки 23.07.2015    11:43 Адомас Аудицкас, в прошлом успешный инвестбанкир и член правительства Литвы, а теперь — советник министра экономики Украины, рассказывает, как он посредством приватизации превратит здешние госкомпании из дойных коров в несущих золотые яйца кур

Когда министр экономики Украины Айварас Абромавичус представляет кому‑нибудь своего старшего советника Адомаса Аудицкаса, он непременно добавляет, что раньше он работал вице-министром экономики Литвы. По-видимому, для солидности: 32‑летний инвестбанкир Аудицкас, которому легче изъясняться на английском, чем на русском, в интерьере украинского Кабмина выглядит экзотической птицей.

Шесть месяцев назад по приглашению министра Аудицкас с его дипломом британского Университета Рединга, степенью МВА престижной международной бизнес-школы INSEAD и десятилетним опытом работы в сфере инвестбанкинга приехал в Украину ликвидировать одну из самых черных дыр местной экономики — неэффективность и коррупцию в госкомпаниях.

Однажды он уже проделал это в Литве, когда, будучи вице-министром, проводил реформу литовских госпредприятий, меняя их структуру управления с постсоветской на корпоративную — тогда места советских директоров заняли материально мотивированные топ-менеджеры. В Литве реформа позволила увеличить дивиденды от госпредприятий в 15 раз.

Сегодня Аудицкас пытается повторить этот трюк в Украине, где госкомпаний существенно больше. В отведенном ему большом кабинете с балконом в правом крыле правительственного здания уже работают десять человек, у которых, как и у него, за плечами высокооплачиваемая работа в транснациональных компаниях, инвестбанках и международных юрфирмах. “Все они украинцы и очень мотивированы помогать стране”,— говорит о своей команде литовец.

К моральной мотивации его команды прилагается и материальная — здесь получают не скромное министерское жалование, а компенсации на привычном уровне. Деньги платят доноры — международные агентства DFID (Великобритания), SIDA (Швеция), GIZ (Германия), а также фонд Возрождение Джорджа Сороса и Мировой банк.

— Когда вы начинали реформу госкомпаний в Литве, там были те же проблемы, что в Украине сейчас?

— Там было чуть лучше. У вас 2 тыс. работающих госкомпаний и еще 1,5 тыс. неработающих. У нас всего 150, и самых крупных — 10. В Украине только крупных — 100. Правительству легче присматривать за десятью, чем за 100, а тем более за 2 тыс.

Второе — у нас реформы начались раньше. В 2004‑м Литва присоединилась к ЕС, но еще до того, как было только подписано Соглашение об ассоциации, мы провели много реформ. Но мы не рассматривали госкомпании как сектор, где нужна самостоятельная реформа. Реформы шли, и он тоже понемногу восстанавливался. Изменения начались только в 2008‑м, когда Литва столкнулась с кризисом, ВВП сократился на 15 %. Правительство снизило расходы, подняло налоги, а потом мы вспомнили, что еще есть много активов, которыми можно эффективней управлять и увеличить поступление дивидендов. Тогда мы и начали реформу.

Вначале не было даже единого списка всех госкомпаний. Мы подготовили отчет о крупнейших, чтобы понимать, какова их эффективность в сравнении с частным сектором. Я как раз работал над ним как специалист из частного сектора, после чего меня и позвали в министерство заняться реформой. Что‑то похожее мы делаем и в Украине.

— В чем суть реформы?

— Первое — увеличить эффективность госкомпаний за счет качественного корпоративного управления. Второе — создать портфель из госкомпаний, которые нужны стране, а остальные  передать в частный сектор. Он всегда более эффективно управляет, чем государство.

— Это в теории, а в Украине — не всегда так.

— Везде, даже в Украине, частный собственник управляет лучше, в этом его суть. Роль государства — обеспечивать регуляторную среду и условия, чтобы бизнес инвестировал, создавал рабочие места, и таким образом росла экономика.

Все активы государство тоже не может отдать в частный сектор, например, когда говорим о стратегических интересах, естественных монополиях или компаниях, выполняющих социальные функции. Поэтому что-то все равно останется в госсобственности, но не все. Зачем государству заниматься производством стеклотары или конными заводами? В Литве осталось 150 госкомпаний, и это не предел. Останется где‑то 15–20.

— А было сколько?

— В Советском Союзе все предприятия были государственными. У нас было две волны приватизации — сначала продали почти все, оставив около 200, а потом и те 200 продавали понемногу.

— В этом году на приватизацию выставлено 350 украинских госкомпаний.

— Да, в утвержденном постановлением Кабмина списке на приватизацию — 345 объектов, в том числе 43 компании, которые пока нельзя продавать — до внесения поправок в закон о перечне госпредприятияй, не подлежащих приватизации. На сегодня 1.478 объектов, но он требует обновления. В нем почти 500 предприятий, которые уже ликвидированы, а многие не имеют общегосударственного значения и должны быть исключены.

Мы предлагаем оставить 130 объектов, которые нельзя ни продавать, ни корпоратизировать, 510 — которые нельзя приватизировать, но можно преобразовать в государственные акционерные общества и улучшить качество корпоративного управления, и 273 компании на территории Крыма, которые запрещены к продаже. Всего останется 913 объектов. Законопроект уже передали в Раду на голосование. Он также вводит запрет на участие в приватизации юр- и физлиц государства-агрессора, то есть России.

— Как вы объясняете неэффективность госкомпаний?

— Частная компания эффективно работает потому, что люди, которые ею управляют, знают, что делают, и им платят, чтобы они выполняли свою работу хорошо. Там работают инструменты корпоративного управления. Менеджмент получает четкие цели от собственников, оплата труда соответствует рыночному уровню и привязана к результатам — за хорошую работу платят бонусы.

Акционеры следят за работой менеджмента самостоятельно и через наблюдательные советы, в которые входят независимые директора. Плюс за частными компаниями присматривают банки — их интересует возврат кредитных средств. А если компания торгуется на бирже, то она находится и в поле зрения аналитиков. Частные компании регулярно проходят аудит. То есть существует целая система, которая не позволяет менеджменту плохо работать — он знает, что обо всех ошибках и злоупотреблениях станет известно.

В государственном секторе — по‑другому. Там акционер кто?

— Государство.

— То есть все граждане. Но “все” не могут контролировать госкомпании. В подавляющем большинстве украинских госкомпаний нет набсоветов, а если и есть, то там сидят чиновники, у которых мотивации нет, потому что они получают $200 в месяц. За некоторыми госкомпаниями стоят очень влиятельные люди, которым члены набсовета не могут и слова сказать. Банки денег почти не дают, и контроль с их стороны несущественный. Большинство госкомпаний даже аудит не проводят. Потому в госкомпаниях менеджерам легко делать то, что им хочется.

При этом директор крупной госкомпании может получать $1,5 тыс. в месяц — это несерьезно по меркам рынка. Мы не должны им платить большие фиксированные зарплаты, но они должны получать большой бонус за хороший результат.

Везде, даже в Украине, частный собственник управляет лучше, в этом его суть

Мы хотим, чтобы в крупных госкомпаниях появились сильные набсоветы с независимыми директорами, чтобы аудит проводили не мелкие фирмы, которые могут зависеть от заказчика, а крупные компании. Мы поменяли систему назначения гендиректоров. Раньше можно было назначать кого хочешь, и конкурса не было. Если министр преследует частный интерес, то он назначит тех директоров, которые помогут ему этот интерес реализовать. Теперь кандидаты идут по открытому конкурсу, комиссии при профильных министерствах отбирают кандидатуры, а комитет по назначениям при Минэкономразвития выбирает кандидата из короткого списка. В его состав входят пять министров и пять экспертов — руководители украинских офисов ЕБРР, Мирового банка, Международной финансовой корпорации, бизнес-омбудсмен и глава Киевской школы экономики. Эти люди — самый хороший фильтр.

— В ваш адрес звучат претензии, что выставлять госкомпании на продажу во время войны и падающей экономики — это устроить распродажу с мегаскидками.

— Никто не знает, сколько еще времени продлится такая ситуация, сколько еще нужно ждать. А реформы нужны сейчас. Приватизация сделает правительство более эффективным.

Интерес у инвесторов к Украине есть — мы говорили с ними и знаем это. Нужен аккуратный и прозрачный процесс приватизации. Важно не повторить ошибок, которые были ранее, но все равно двигаться в сторону приватизации.

— Одна из главных проблем госкомпаний — в высоком уровне коррупции. Там часто сидят чьи‑то люди, которые зарабатывают на всем, чем можно, и выводят деньги из госбюджета. В Литве была такая проблема?

— Была. Она и сейчас есть, но меньше. Поменять за год-два ситуацию от “очень плохо” до “очень хорошо” невозможно. Но Литва движется по правильному пути. Нет стран, где проблем с государственными активами нет.

— Вы представляете себе масштаб коррупции в украинских госкомпаниях? Понимаете, какое сопротивление вас ждет?

— Все реформы двигать трудно, потому что везде чьи‑то большие интересы. Это было во всех странах — в Польше, в Литве, когда начинались реформы. Но через 15 лет стало лучше. В Литве по сравнению с Украиной теперь все прекрасно. Хотя когда я там работал, думал, что там все очень плохо.

— Какие временные рамки у вас?

— Многое хотим в этом году сделать. Порядок назначения гендиректоров, правила отбора независимых аудиторов мы уже поменяли. Подготовили рекомендации по прозрачности госпредприятий — отчет по топ-100 крупнейших госкомпаний и финотчеты уже на сайте Минэкономики. По вопросу зарплат гендиректоров — уже подготовили изменения в нормативные документы и отправляем в другие министерства на согласование. Готовим изменения, касающиеся набсоветов, упрощаем процедуру корпоратизации. Думаю, принять все это займет больше времени, чем нужно, но, может, до конца года система уже будет работать. Чтобы законы прошли через парламент, нужно около 4–5 месяцев.

— Думаете, пройдут? Там же как раз сидят “контролеры” госпредприятий.

— А по‑другому не будет эта реформа двигаться. Мы же не изобрели что‑то сверхновое. Мы очень консервативны и внедряем те элементы корпоративного управления, которые работают в частном бизнесе и в госсекторе в развитых странах.

— Многие говорят, что реформы нужно делать более быстро и радикально, чем в Украине.

— И да, и нет. Всегда хочется быстрее. Но я вижу, как наше министерство работает. За пять месяцев есть результаты. Еще через пять мы сделаем еще больше, чем за первые пять, потому что у нас ресурсов теперь больше. Министр вначале был вообще один.

5 вопросов Адомасу Аудицкасу:

— Главное событие в вашей жизни?

— Главное событие в жизни у меня еще впереди.

— Ваш любимый город?

— Паланга — уютный и тихий город, лучший курорт на Балтийском море.

— Каков ваш личный месячный прожиточный минимум?

— Мне много не нужно. По магазинам ходить нет ни времени, ни желания, а обеды в Кабмине недорогие.

— На чем вы передвигаетесь по городу?

— В Киеве передвигаюсь в основном пешком. Живу в пяти минутах ходьбы от Кабмина. По выходным люблю бегать по городу и на Трухановом острове.

— К чему вы стремитесь?

— Хочу чтобы реформа госпредприятий заработала для людей, сделать изменения бесповоротными.

Теги:   МВА Джордж Сорос INSEAD Адомас Аудицкас Переглядів:   1301