Богдан Данилишин: Есть ли будущее у евро?

Если Эммануэль Макрон воздерживается от враждебных высказываний в отношении евро, то риторика Марин Ле Пен достаточно категорична — она утверждает, что евро является мертвой валютой и бременем для Франции, и обещает, что через год после ее победы (если таковая состоится), французы будут в повседневной жизни пользоваться своей нацвалютой. Правда, Ле Пен признает, что крупные корпорации продолжат пользоваться евро в международных торговых операциях.

Отношение к единой евровалюте не впервые становится темой электоральных баталий. Несправедливо утверждать, что, мол, тема евро всего лишь используется радикальными политиками для завоевания голосов избирателей-евроскептиков. На самом деле ситуация с евровалютой давно вызывает обоснованное беспокойство у экономистов. В этой колонке хочу поговорить о том, при каких условиях проект единой евровалюты может стать более успешным, чем нынче.        

Создание успешного валютного союза является очень сложной задачей. Особенно, если учесть серьезные различия в политическом устройстве, экономической культуре и структуре экономик государств, входящих в зону евро. Не стоит забывать и о том, что эксперимент подобного рода и такого масштаба проводится впервые.

У государств, входящих в зону евро, есть расхождения экономико-идеологического характера. Германия, страна с крупнейшей экономикой ЕС, является настолько могущественной, что имеет возможность навязывать свое представление большинству стран еврозоны. Она считает себя образцом для подражания для всех других стран Евросоюза. И, судя по состоянию национальной экономики, имеет на это право. Но, в значительной степени немецкая экономическая модель – крупная ориентированная на экспорт экономика – успешно работает потому, что многие государства зоны евро активно покупают продукцию made in Germany. Но вместе с масштабным импортом немецкой продукции эти страны создают и предпосылки для серьезных проблем в своих национальных экономиках.

Ключевая проблема функционирование зоны евро состоит в следующем – единую валюту эмитирует Евроцентробанк, а налогообложение в этой валюте осуществляют  Министерства финансов государств, входящих в еврозону. Однако общего минфина в еврозоне не существует, поэтому нет возможности проводить согласованную фискальную политику. Но если ЕЦБ осуществляет единую монетарную политику всех страны еврозоны, то необходим и единый орган, проводящий фискальную политику. Проблема тем более актуальна, что фискальная политика является первичной по отношении к монетарной политике.

Что нужно сделать для того, чтобы функционирование еврозоны стало более успешным? Если говорить о макроэкономике, то необходимо исправлять дисбалансы — экономически и финансово слабым членам еврозоны нужно двигаться к внешнему и внутреннему равновесию в плане внешнеторгового баланса и госбюджета. Если говорить о специальных мерах, то стоит выделить четыре направления.

Первое. Важный шаг для качественного укрепления еврозоны был сделан в марте 2014 года, когда было подписано соглашение о банковском союзе. Однако с тех пор серьезного продвижения в этом вопросе не было. Проблема в том, что для полноценной деятельности банковского союза необходим источник максимально надежных активов. Гособлигаций экономических лидеров ЕС, в первую очередь Германии, для этого недостаточно (тем более, что Германия намерена уменьшать размер госдолга). В этой связи представляется целесообразным обеспечить адекватное по объему предложение облигаций так называемого коллективного эмитента (им может быть, например, ЕЦБ). Полагаю, что рынок облигаций подобного масштаба дал был серьезные возможности и преимущества. Страны еврозоны способны создать третий по объему рынок гособлигаций (после рынка гособлигаций США и Японии), следовательно, это был бы исключительно ликвидный рынок. Значит, он может стать источником дешевого финансирования. У европейских банков появился бы надежный актив, а ЕЦБ получил бы первоклассный залоговый инструмент, что позволило бы ему проводить гораздо более гибкую монетарную политику, более продуктивно задействовав инструменты, аналогичные программам QE, проводившимися ФРС США. А если создать механизм трансформации части облигаций стран еврозоны в единые еврооблигации, это дало бы возможность уменьшить обеспокоенность, которую порой проявляют инвесторы в отношении гособлигаций стран, не являющихся экономическими лидерами ЕС. В этом случае технически проще стала бы реструктуризация другой части госдолга этих стран — ведь нивелировалась бы угроза невыплаты ощутимой части обращающихся на рынке долговых обязательств.

Есть еще несколько важных вопросов, без урегулирования которых сложно будет обеспечить эффективную работу полноценного банковского союза. Уязвимые в финансово-экономическом отношении участники зоны евро не в полной мере способны защитить свои банки в случае наступления турбулентности на рынках. Поэтому в идеале эффективный механизм урегулирования несостоятельности для всех банковских учреждений, независимо от их размера, состоит в распределении потенциальных убытков между кредиторами при помощи облигаций, конвертируемых в акции неблагополучных банков. Однако, идеал труднодостижим по определению. Поэтому, в еврозоне более реализуемым выглядит вариант повышения нормативов достаточности капитала для банков. Кроме того, полноценный банковский союз будет нуждаться в жестком регулировании и надзоре — с целью предотвращения неуправляемых кредитных бумов, которые становятся причинами финансово-экономических кризисов.  

Второе. В Евросоюзе действует «принцип долговой самостоятельности» — одни государства ЕС не несут ответственности по долгам других членов ЕС. Это разумное правило. «Принцип долговой самостоятельности» понятней и логичнее, чем попахивающие экономическим произволом и не совсем демократические попытки принуждения к ограничению структурных дефицитов госбюджета, установленные подписанным в марте 2012 года «Договором о стабильности, сотрудничестве и управлении в экономическом и валютном союзе». Проблема в трактовке термина «структурный дефицит госбюджета». Им называется дефицит бюджета, скорректированный на экономический цикл, в котором пребывает та или иная страна ЕС. Как показал практика, добиться не то, чтобы единой, но хотя бы близкой трактовки термина не удается. Не получается и достичь консенсуса в оценке экономического цикла, в котором находится то или иное государство еврозоны. Более того, так как в валютном союзе единственным национальным стабилизирующим механизмом является бюджетная политика, нецелесообразно отказываться от ее задействования, отдавая все на откуп произвольно установленным нормативам. И если бы банки стран еврозоны владели и хранили бы на своих балансах облигации, о которых я написал выше, это сделало бы намного более легким процесс реструктуризации госдолга, не подвергая ревизии «принцип долговой самостоятельности».

Третье. ЕЦБ должен превратиться в классический современный центральный банк, который будет иметь широкие полномочия и проявлять более высокую активность в плане влияния на экономику стран еврозоны. Возможные изменения в вопросе госдолга, описанные выше, могут быть серьезным подспорьем для повышения роли ЕЦБ в экономике. Пожалуй, со временем появится необходимость во внесении поправок в соответствующие соглашения ЕС, что даст возможность расширить свободу маневра Евроцентробанка в случае наступления экстремальных ситуаций. Например, в вопросах прямого выкупа бумаг, в которые оформлен госдолг стран еврозоны. Кроме того, ЕЦБ стоит продолжать проявлять активность в стимулировании внутреннего спроса стран еврозоны.

Четвертое. Мягкая форма бюджетного союза в еврозоне целесообразна. Конечно, не в форме регулярных бюджетных трансфертов. Но имеет смысл создать общую «подушку безопасности» для банковской системы стран зоны евро и рынка облигаций коллективного эмитента. 

Является ли проект единой евровалюты идеальным? Конечно, нет. Но разве бывают идеальные экономические соглашения? Чтобы упрочить еврозону необходимо проделать колоссальную работу — симметрично исправлять торговые и бюджетные дисбалансы, создать рынок облигаций коллективного эмитента и более действенный механизм реструктуризации госдолга, активизировать влияние ЕЦБ на экономические процессы, начать работу в плане бюджетной кооперации.

Выполнимо ли это? Время покажет. Но я не являюсь пессимистом в отношении евро. Кстати, реакция валютного рынка на победу Макрона в первом туре выборов президента Франции — рост евро по отношению к доллару до 5,5-месячного максимума — наверное, свидетельствует о жизнеспособности проекта единой евровалюты.

Выступая недавно в Университете Гумбольда, Э.Макрон заявил – «Евро может и не сохраниться ближайшие 10 лет, если Берлин и Париж не будут оказывать серьезную поддержку единому валютному союзу». Полагаю, это стоит расценивать как признание необходимости такой поддержки – ведь ответственные политики понимают, что демонтаж зоны евро обойдется входящим в нее государствам (и в первую очередь, странам-лидерам - Германии и Франции) намного дороже, чем ее сохранение и качественная модернизация.